Я вырос в благополучной ташкентской семье: моя мама лаборант, а папа госслужащий. С детства люблю внимание, даже мечтал стать популярным артистом, спродюсировать свой фильм и в нем же сыграть главную роль. Правда, родители идею не одобрили — семья у нас довольно религиозная. В итоге я окончил стоматологический коллеж, после которого в 2015 году уехал учиться в воронежский мединститут.
Ехать в Россию я немого боялся, родственники говорили про национализм. Но ни с чем таким я ни разу не столкнулся. Когда приехал, я даже немного разочаровался в Воронеже. Перед поездкой читал, что Воронеж – «колыбель русского флота», а в жизни увидел пахнущее водорослями водохранилище и серые пятиэтажки. А у меня в Ташкенте уже давно высотки строят!
Первое время мне помогали родители, а потом я нашел работу. Вначале побегал официантом, потом стал поваром-кассиром — пеку и продаю блинчики с разными начинками. Я вообще люблю русскую кухню, в детстве обожал холодец. Мне всегда казалось, что у меня есть «черты русской национальности». Я и песни любил не узбекские, а русские.
Про свой ВИЧ-статус я узнал в январе. У меня на ноге появился гнойник и никак не проходил. Я сдал разные анализы, в том числе на ВИЧ. Но я представить не мог, что могу быть инфицирован — извините, семь лет обучения медицине, мальчик, который после учебы бежит в библиотеку, не пьет, не курит. Я был в шоке, у меня вообще не могло быть этого. Я впал в такую депрессию, что у меня даже появились мысли о суициде.
Врачи отправили меня в СПИД-центр, а я тогда не знал, что иностранцев со статусом депортируют. Я доверился врачам, которые сказали, что там лечат всех, даже мигрантов. Сдал документы, меня поставили на учет, а потом сообщили, что мигрантов со статусом депортируют. Они не только ничем не помогли, а сделали даже хуже, потому что я попал в списки на депортацию. Я оказался в тупике. Но в итоге меня свели с НКО, которое помогает иностранцам с ВИЧ в России. Мне нашли вирусолога и начали лечить.
Главная проблема для меня — это отношение к ВИЧ на моей родине, где так много границ — религиозных и этнических. В Узбекистане ВИЧ-инфицированному руку не пожмут. Стыдно признаваться, но во время учебы даже преподаватели-медики говорили нам, что у людей с ВИЧ гнойники, поражение лица, волосы выпадают. Зачем так людей пугать — не понимаю, но там до сих пор существуют такие стереотипы.
Что я буду делать дальше? Во-первых, обязательно завершу учебу. Этот год у меня последний. Потом вернусь на родину, чтобы получать бесплатную терапию. Работать хочу по специальности. Если не получится вернуться в Россию, то буду путешествовать по миру, как и мечтал в детстве.
Нет, родителям я ничего не скажу. Они уже в том возрасте, когда их мировоззрение не изменить. Да и зачем их беспокоить. Пусть видят во мне того самого хорошего мальчика Ильхома.
Записала Екатерина Иващенко
Иллюстрации Александра Носова