Я простой парень из таджикской деревни. Сейчас смотрю на свою жизнь с высоты четвертого десятка лет и думаю: «А я мог бы быть обычным таджиком-дворником, которых тысячи в Москве, жениться, завести детей, ездить раз в год на родину, и ничего бы этого не было».
Я — единственный мужчина в нашей семье. У меня три сестры, а мама до развода с отцом была домохозяйкой. Мне лет 12 тогда было. Ей пришлось искать работу. Она пекла и продавала тандырные лепешки, вязала свитеры, в общем, зарабатывала как могла. У папы появилась новая семья, а у меня — сводные братья.
Я учился в таджикской школе, но у нас в семье смеются над тобой, если ты не знаешь русского, даже сейчас. Язык я учил дома, помню, как сестра смотрела сериал «Друзья» — я тогда еще не все понимал, но было смешно. Да и соседи у нас были русские. На Пасху мы бегали по их дворам и кричали «Христос воскресе». Мы не понимали, что это означает, но знали, что если так скажем, то нам дадут сладости. Жили дружно, религиозные вопросы не так остро стояли.
Помогать маме я начал с детства. Работал на автозаправке мужа сестры. Из-за этого стал пропускать школу, оценки упали. Учителя все понимали и «тянули» меня, чтобы я хотя бы аттестат получил. А ведь я мечтал стать врачом, тогда было модно выбирать «правильные» профессии — космонавта, врача, милиционера. Втайне от всех я поступил в вечернюю школу, чтобы получить аттестат об окончании 11 классов и пойти учиться дальше. Потом поступил в душанбинский политехнический колледж на факультет энергетики. Учился заочно, поскольку по-прежнему работал на заправке.
На этой заправке зять мне даже зарплату как таковую не платил. Сейчас я понимаю, что был фактически рабом, работал бесплатно. Меня это достало, я решил сбежать в Россию. Как вспомню, как я собирал эти копейки на билет, хранил в спичечном коробке, чтобы родственники не заметили…
В 2010 году я приехал в Красногорск и устроился на стройку, получил две зарплаты и переехал в Москву, где заплатил за койко-место за два месяца и пошел в официанты. Ничего не знал про рестораны, но выхода не было.
В 2017 году я женился на русской девушке и решил получить гражданство. А при подаче документов выяснилось, что у меня ВИЧ, и в разрешении на временное проживание мне отказали. Несмотря на то, что по закону я имел право оставаться в России, Роспотребнадзор внес меня в список лиц, которым запрещено пребывание в стране. Так я стал нелегалом.
С лекарствами и лечением мне помогали НКО, и я спокойно жил, пока в декабре прошлого года меня на пешеходном переходе не сбила машина. Водитель попросил решить вопрос без полиции, обещал оплатить лечение. Да я и сам понимал, что в ином случае проблемы могут быть не только у него, но и у меня — нелегала.
Мужчина отвез меня в больницу, где мне сделали операцию и наложили гипс на руку и на ногу. Но операция была неудачной, потребовалась новая, иначе я мог остаться инвалидом. Нужно было 250 тысяч рублей, а виновник аварии, обещавший оплатить лечение, исчез. В итоге деньги мне помог собрать фонд «Шаги», и благодаря им я не только хожу, но и работаю.
Хотя вся моя родня в Таджикистане, я хочу остаться в России. Ну как мне там жить, я уже ментально русский. Моя «русскость» проявляется во всем. Я Аллу Пугачеву люблю, плакал, когда умерла Гурченко. Люблю русскую кухню, пельмени лепить умею, я даже думаю на русском!
Родственники про мой ВИЧ-статус не знают, там в целом плохо понимают, что такое ВИЧ-инфекция. Однажды меня попросили перевести памятку про ВИЧ на таджикский. Я хорошо знаю свой язык, но тут понял, что у нас определения-то такого нет. Чтобы изменить ситуацию, я раз в неделю волонтерю и на родном языке консультирую наших мигрантов на тему ВИЧ.
Записала Екатерина Иващенко
Иллюстрации Александра Носова