Россия – одна из 18 стран в мире, в которой, согласно законам, иностранцы с ВИЧ подлежат выдворению с пожизненным запретом на въезд. В реальности эта норма приводит к тому, что люди остаются в России нелегально или, приезжая в страну, работают без патента, для оформления которого в том числе надо сдать тест на ВИЧ. В то же время мигранты, особенно женщины, подвергаются дискриминации и на родине: им отказывают в работе и обвиняют в распутстве. Свою историю жизни на две страны рассказывает Наргиза (имя изменено по просьбе героини).
Семейная жизнь
Я родилась в Ташкенте в 1975 году. У меня обычные родители: мама — воспитатель в детсаде, папа — слесарь. Я старшая, у меня есть две сестренки и братишка. Они получили высшее образование. Девчонки работают фельдшерами в «Скорой помощи», а братик — фармацевт.
После школы я мечтала поступить на иняз, хотела хорошо знать английский, чтобы с туристами работать. Ни о какой миграции в Россию и не думала. Родители про это знали, но, когда я окончила школу, неожиданно сказали, что меня отдают замуж. «Я же его не знаю, зачем мне замуж?», — спрашивала я. «Зачем тебе его знать?! Мы его знаем», — ответили родители.
Замуж я вышла в 17 лет. Первый раз я увидела супруга, когда мы подавали заявление в загс. Муж на шесть лет старше меня, работал шофером, возил рабочих на текстильную фабрику.
«Первый раз я увидела супруга, когда мы подавали заявление в загс»
Год мы жили с его матерью. После ее смерти достроили дом стали жить в нем. Я не работала, дома сидела. В 18 лет, когда я дочку родила, муж изменился. Начал пить и руку на меня поднимать. Когда дочери было четыре года, я родила сына. Тогда до меня стали доходить слухи, что муж гуляет. Но я промолчала. Если я что-то говорила, он бил меня. Очередного скандала я не хотела, за детей боялась и молчала.
Когда дочери было 15 лет, а сыну 11, я впервые вышла на работу – мне родственница сказала, что в городской гинекологии есть место санитарки. Несколько лет работала и в операционном блоке.
В 2009 году муж мне сказал, что любит другую и не хочет со мной жить. «Забирай детей и уходи», помню его слова. Я возразила, что это наш общий дом и мы вместе его строили. В ответ он меня избил так, что я в реанимацию попала, зубы мне выбил, руку сломал, я день в коме провела.
Из больницы меня забрал папа. В моей семье никогда не матерились, папа голос никогда не повышал, не то, что руку на маму поднимал. Я лечилась дома, зубы вставляла, ждала, когда синяки пройдут. Потом вернулась на работу.
ВИЧ
Медработники, и я в том числе, каждые полгода сдавали анализы и в апреле 2017 года мои показали ВИЧ. Я, скорее всего, заразилась во время работы, иголкой или кровью. «Аварийная ситуация», сказали мне врачи. Я сразу уволилась из больницы, не хотела, чтобы слухи пошли. Начальство удивилось, почему я ухожу. Я ответила, что поеду на заработки, потому что мне участок надо купить, дом построить. А сама встала на учет в СПИД-центр, начала принимать терапию.
Что такое ВИЧ я знала, в гинекологии нам регулярно читали лекции на эту тему, поэтому даже не испугалась. Да и в семье у нас все медики. Мне сестренка сказала: «Сразу начинай терапию, не отказывайся, она все вирусы заморозит, и ты долго будешь жить». СПИД-центр в Ташкенте хороший, врачи с больными нормально общаются.
«Что такое ВИЧ я знала, в гинекологии нам регулярно читали лекции на эту тему, поэтому даже не испугалась«
Я и родителям рассказала про вирус, они ни слова не сказали, не ругали. «Никто не застрахован», — ответили они.
Но моя семья скорее исключение. Для моих соотечественников ВИЧ — это зараза, с таким человеком не хотят общаться, за руку здороваться не будут, за один стол не сядут. Люди в этом плане необразованные. Им долго надо объяснять. Поэтому в Узбекистане про мой диагноз знает только моя семья. Детям я тоже все объяснила. С ними проблем не было, моя дочка работает медсестрой в реанимационном отделении в вирусологии. Про вирусы все знает.
Туберкулез
Спустя некоторое время после того, как я узнала про ВИЧ, я сильно похудела, килограммов на 10, температура была повышенная, потела сильно. Сестренка предположила, что у меня туберкулез, потому что им часто болеют люди с ВИЧ. Как медик она сразу все поняла. Я сдала МРТ, мокроту, и болезнь подтвердилась. В ноябре 2017 года я попала в тубдиспансер. Мне очень повезло, легкие у меня были чистые, форма легкая и я быстро вылечилась.
Это был хороший диспансер, правда, находился на окраине города. Нас очень хорошо кормили, врачи тоже понимающие. Там я провела три месяца. Раз в неделю ко мне приезжала семья. Потом еще шесть месяцев я принимала лекарства. Я знала, что при лечении этой болезни главное — не бросать пить лекарства. Спустя девять месяцев я была полностью здорова.
Миграция
Что касается работы — после больницы я устроилась посудомойщицей в кафе. Все это время тетя звала меня на заработки в Россию. Она давно уехала туда, уже гражданство получила и квартиру купила. Ее семья жила в подмосковном городе Протвино. «Так и будешь ходить без своей крыши над головой? У тебя дети уже взрослые, надо тебе на ноги вставать. Давай, приезжай, я тебе помогу», — сказала она.
Тетя купила мне билеты. А перед поездкой я пошла в СПИД-центр, рассказала, что еду на заработки в Россию. Мне дали терапию сразу на три месяца. Я с дочкой была, она паспорт показала, и мы с врачами договорились, что теперь таблетки будут давай ей, а она передавать через знакомых мне.
«Я с дочкой была, она паспорт показала, и мы с врачами договорились, что теперь таблетки будут давай ей, а она передавать через знакомых мне»
Из аэропорта меня на машине забрали тетя с племянником. Мы едем, едем, только лес, лес, елки. Удивилась, говорю, «Что это такое?», а мне тетя отвечает: «Вот такая она, Россия».
У тети был свой магазин, где продавались продукты и сухофрукты. Она сказала, что буду работать с ней. Обещала 1500 рублей в день платить.
Еще перед тем, как лететь, я в интернете прочитала, что в Россию с ВИЧ нельзя, сразу депортируют. Мы этот вопрос с мамой обсуждали, она посоветовала мне тете объяснить, что я болею и не смогу получить патент. И вот в первые дни после моего прилета тетя сделала мне регистрацию на три месяца и сказала, что надо оформлять патент. Когда мы остались одни в магазине, я ей рассказала про ВИЧ. Как она на меня посмотрела! «Ты что, гуляла?» — были ее первые слова. Я ей рассказала про больницу. А она слушать не хотела, кричала, что я ее обманула. Я пыталась объяснить, что такое ВИЧ, но она и слушать не хотела.
Отношение тети ко мне сразу изменилась. В тот вечер она специально для меня купила упаковку одноразовых тарелок и ложек и предупредила, чтобы ее посуду я не трогала. Сказала, что как только я отдам ей долги — 11 тысяч рублей за билеты, 7 тысяч за комнату и 4,5 тысячи за регистрацию, — она найдет мне другую работу, но будет меня контролировать. Потом нашла мне комнату рядом с ее квартирой. Я жила с одинокой русской женщиной, ей лет 60. Мне повезло, она очень хорошая, золотая женщина. Мы очень сблизились, до сих пор переписываемся.
«В тот вечер она специально для меня купила упаковку одноразовых тарелок и ложек и предупредила, чтобы ее посуду я не трогала»
Через два месяца я расплатилась с долгами и устроилась в магазин одежды к азербайджанцам. Тетя сказала, что регистрацию мне больше делать не сможет. С тех пор я работала без документов. Азербайджанцы мне платили 1200 рублей за смену. Не обижали меня, хорошие люди.
Мечта
На участок для дома мы копили всей семьей. Осенью 2019 года ко мне приехал сын. Я тете сразу сказала, не переживайте, он у меня здоровый мальчик. Она моего сына любит, не то что меня, и он работает в ее магазине. Я потом не раз хотела с тетей про ВИЧ поговорить, но она не понимала, и я бросила эту затею. Он по патенту работал, потом РВП получил, сейчас готовится ВНЖ делать.
«Я потом не раз хотела с тетей про ВИЧ поговорить, но она не понимала, и я бросила эту затею»
Моя зарплата шла на наши расходы в России, а деньги сына мы откладывали. Дочка, которая работала с коронавирусными больными, тоже получала нормальную зарплату. Где-то $300, у нас такие деньги не все мужчины зарабатывают.
Дочь вышла замуж, но через три месяца ушла от супруга. Свекровь обзывала ее сиротой, попрекала тем, что у нее своего дома нет, что она живет у бабушки и вообще неровня им. Унижали мою дочь. Я ее не заставляла вернуться к мужу, не хотела, чтобы у нее жизнь сложилась как у меня. А сын пока и не собирается жениться. У него сейчас другие интересы, теперь он на машину хочет заработать. Но я ему найду узбечку хорошую, хочет, на родине останется, хочет — пусть живет в России.
На накопленные деньги дочь купила участок. 19 февраля этого года я вернулась домой, с 1 марта мы начали стройку. Слава Аллаху, моя мечта сбылась, теперь я живу в своем доме. Что касается работы, то я вернулась в то же самое кафе посудомойщицей.
В этом году я снова собираюсь в Россию, но теперь просто в гости к сыну.
Дискриминация
Со своим диагнозом я оказалась между двух огней. В России я была нелегалом, не могла сделать патент, потому что там нельзя находиться ВИЧ-инфицированным иностранцам. И в Узбекистане, если кто-то узнает про твой диагноз, тебя на работу никуда не возьмут. Я так хочу, чтобы люди знали, что такое ВИЧ, ведь вся информация уже давно есть в интернете. Мы можем рожать здоровых людей, долго жить, надо лишь вовремя принимать таблетки и следить за здоровьем.
Мы тоже хотим иметь право работать в России. А пока и на родине дискриминация, и в России. Так же нельзя. Моя история показывает, что люди все равно остаются в России. Сколько там мигрантов, которые каждый месяц 5341 рубль платят за патент и по 4 тысячи за регистрацию. Россия сама лишает себя таких денег.
«Пока и на родине дискриминация, и в России. Так же нельзя. Моя история показывает, что люди все равно остаются в России»
Но я не знаю, как долго еще надо объяснять людям, что ВИЧ – это не приговор.
Записала Екатерина Иващенко